Я
сидел на лежанке ни жив ни мертв, не веря тому, что видел: впервые при мне он ударил бабушку, и это было угнетающе гадко, открывало что-то новое в нем, — такое, с чем нельзя было примириться и что как будто раздавило меня. А он всё стоял, вцепившись в косяк, и, точно пеплом покрываясь, серел, съеживался. Вдруг вышел на середину комнаты, встал на колени и, не устояв, ткнулся вперед, коснувшись рукою пола, но тотчас выпрямился, ударил себя руками в грудь...
Неточные совпадения
В комнате, которая отделялась только небольшим коридором от кабинета Ильи Ильича, послышалось сначала точно ворчанье цепной собаки, потом стук спрыгнувших откуда-то ног. Это Захар спрыгнул с
лежанки,
на которой обыкновенно проводил время,
сидя погруженный в дремоту.
Когда нянька мрачно повторяла слова медведя: «Скрипи, скрипи, нога липовая; я по селам шел, по деревне шел, все бабы спят, одна баба не спит,
на моей шкуре
сидит, мое мясо варит, мою шерстку прядет» и т. д.; когда медведь входил, наконец, в избу и готовился схватить похитителя своей ноги, ребенок не выдерживал: он с трепетом и визгом бросался
на руки к няне; у него брызжут слезы испуга, и вместе хохочет он от радости, что он не в когтях у зверя, а
на лежанке, подле няни.
У него с утра до вечера читали и писали, а он обыкновенно
сидел на высокой
лежанке, согнув ноги, и курил коротенькую трубку; слух у него был так чуток, что он узнавал походку всякого, кто приходил к нему в горницу, даже мою.
Я прокрадывался иногда в его горницу так тихо, что он не слыхал, и подолгу стоял там, прислонясь к печке: Пантелей Григорьич
сидел с ногами
на высокой
лежанке, куря коротенькую трубку, которую беспрестанно сам вычищал, набивал, вырубал огня
на трут и закуривал.
Вот
лежанка,
на которой стоят утюг, картонная кукла с разбитым носом, лоханка, рукомойник; вот окно,
на котором в беспорядке валяются кусочек черного воска, моток шелку, откушенный зеленый огурец и конфетная коробочка, вот и большой красный стол,
на котором,
на начатом шитье, лежит кирпич, обшитый ситцем, и за которым
сидит она в моем любимом розовом холстинковом платье и голубой косынке, особенно привлекающей мое внимание.
Два офицера, один в адъютантской шинели, другой в пехотной, но тонкой, и с сумкой через плечо,
сидели около
лежанки, и по одному тому, как они смотрели
на других, и как тот, который был с сумкой, курил сигару, видно было, что они не фронтовые пехотные офицеры, и что они довольны этим.
Потом он очутился у себя дома
на постели, комната была до боли ярко освещена, а окна бархатисто чернели; опираясь боком
на лежанку, изогнулся, точно изломанный, чахоточный певчий; мимо него шагал, сунув руки в карманы, щеголеватый, худенький человек, с острым насмешливым лицом; у стола
сидела Люба и, улыбаясь, говорила ему...
А по лесу уже загудела настоящая буря: кричит бор разными голосами, да ветер воет, а когда и гром полыхнет.
Сидим мы с Оксаной
на лежанке, и вдруг слышу я, кто-то в лесу застонал. Ох, да так жалобно, что я до сих пор, как вспомню, то
на сердце тяжело станет, а ведь уже тому много лет…
Павел никогда не резвился и не бегал, а
сидел больше в детской
на лежанке, поджавши ноги.
Сашка презрительно шморгнул носом и прошел за перегородку, где слышалось тяжелое дыханье отца, Ивана Саввича. Ему всегда было холодно, и он старался согреться,
сидя на раскаленной
лежанке и подкладывая под себя руки ладонями книзу.
В игуменской келье за перегородкой
сидела мать Манефа
на теплой изразцовой
лежанке, медленно развязывая и снимая с себя платки и платочки, наверченные
на ее шею.
Вот у
лежанки стоит сосновый, крепкой водкой травленный стол под ярославской салфеткой;
на нем счетная книга, псалтирь и «Московские Ведомости»; у стола стул-складень; привык к нему Корнила Егорыч, еще
сидя мальчишкой в чужой лавке.
Шел к сестрам и, стесняя их, целыми часами
сидел у них
на теплом кхане (
лежанке).
Сидел, поджав по-турецки ноги, мягкий, толстый, и молчал. Если начинал говорить, то в таком роде...
Сидела она
на диване, что-то в роде турецкого, но довольно жестком, обитом самым простым полосатым тиком, стоявшем возле
лежанки из старинных изразцов,
на которой стояли бутылки с закисавшим уксусом домашнего приготовления.